Мышепоклонничество

Суфийская притча

Как-то раз мыши удалось пройти к источнику знания. Кто выпьет из него,
у того исполняется самое заветное желание. А ещё он может осуществить
одно желание сверх того.
Мышь выпила и пожелала, чтобы она могла понимать речь людей, если
только у людей есть речь. По прошествии некоторого времени, которое
она провела, слушая, что говорят люди, она пожелала лишиться этой
своей новой способности. Остальные мыши стали спрашивать её:
-- Что же такого ужасного ты услышала в речи людей?
Поначалу мышь не могла заставить себя даже думать на эту тему. Но они
никак не желали отставать от неё, и, наконец, она произнесла:
-- Не думаю, чтобы вы поверили мне, но то, что я скажу -- чистая
правда. Люди воображают, что Бог -- такой, как они, что он обладает
свойствами человека, а не мыши!
Вся мышиная аудитория была шокирована до глубины души. Когда самые
рассудительные немного оправились от негодования, то спросили:
-- Но неужели нет никого, кто думал бы иначе?
-- Есть, но их теории так же чудовищны, как и у всех остальных.
-- Всё равно, расскажи нам о них, -- вскричали мыслители, -- чтобы мы
имели полную информацию об этом удивительном факте!
-- Ну что ж... К примеру, существуют такие, кто воображает, что их
религиозные понятия описывают состояния ума.
-- Довольно! -- вскричали некоторые члены мышиного собрания. -- Это
безумие может вызвать эпидемию сумасшествия, и даже Мыше-бог не в
состоянии будет защитить нас от него!
-- Довольно! -- завопили другие. -- Это может дать мышепоклонникам шанс
реанимировать чушь под названием <<религия>> на том основании, что она
первоначально носила функциональный характер.
-- Я же сразу сказала вам, что это чудовищно, -- заключила мышь,
вернувшаяся от источника знания.

Гадания на детей

Гадания, связанные с детьми.

Их можно разделить на две основные группы. К одной группе относили
ворожбу, направленную на определение судьбы новорожденного, а ко второй --
гадания самих детей, незамысловатые по своей цели: например, желание узнать
погоду или будет ли удача в том или ином занятии.

О судьбе младенца гадали в основном взрослые представители семьи. Это
происходило, как правило, в моменты, связанные с переходными этапами в
развитии ребенка, которые нередко оформлялись в виде обрядовых действий. В
некоторых местностях, например на Кубани, гадания о жизни ребенка
совершались прямо в момент его рождения. Пока длились роды, кто-нибудь из
женщин выходил на улицу и вырывал две ямки: на одну загадывалась жизнь, на
другую -- смерть. После обмывания новорожденного бабка-повитуха выносила
воду и выливала ее в одну из ямок. Затем женщина, что выкапывала ямки,
сообщала всем, какая судьба ждет ребенка.


Повсеместно у русских было распространено гадание о судьбе младенца,
которое происходило во время обряда крещения. Для гадания волосы ребенка,
закатанные в воск, бросали в купель и смотрели: если они поплывут по воде,
то считалось, что ребенок будет жить долго, а если потонут -- ребенок
умрет.
У кубанских казаков, когда ребенок уже научился сидеть, определяли его
судьбу, а точнее, дело, которым ему предстояло заниматься в жизни. Ребенка
усаживали на шубу и раскладывали перед ним разные предметы, символизирующие
те или иные занятия: книга подразумевала деятельность писаря или
священника, батог - - пастушество, молоток -- столярное дело, ножницы --
портновское ремесло, хлеб --земледелие, сабля -- воинское дело и т. д. При
этом наблюдали: к какому предмету потянется ребенок, таким и будет его
занятие. В некоторых местностях подобное гадание устраивали в день
отлучения ребенка от груди.


С новорожденным или малышом, который только-только научался говорить,
нередко связывали гадание, целью которого было узнать пол следующего
ребенка в семье. Так, во время крестинного обеда, завершавшего обряд
крещения младенца, его отец бросал через плечо ложку, и все смотрели, как
она упала. Если ложка лежала на полу углублением вверх, то говорили, что
следующей родится девочка, а если углублением вниз -- то мальчик. Первое
сказанное малышом слово домашние обязательно обсуждали: если оно
символически было связано с представлениями о женском поле, то, полагали,
будущим ребенком будет девочка, если же первое слово соотносилось с мужской
символикой -- то родится мальчик.
Гадания самих детей, в отличие от ворожбы взрослых, не затрагивали
жизненно важных тем: жизнь, смерть, особенности судьбы. Детские гадания
распространялись на сферу повседневного бытия ребенка. Так, например, чтобы
узнать, какова будет погода на другой день, дети брали на руку божью
коровку и напевали: <<Божья коровка, завтра будет вёдро или ненастье?>>
Если божья коровка полетит, то будет вёдро, если же, напротив, поползет по
руке, то будет ненастье. Идя за грибами, пытались узнать, удачен ли будет
поход. Для этого, подойдя к лесу, дети бросали корзинки на землю: если
корзинка упадет вверх дном, значит, гадающий ничего не наберет; если же,
напротив, станет дном на землю, то грибов будет полная корзина.


Исключение составляло лишь редкое гадание о жизни и смерти,
зафиксированное на Русском Севере и известное у других восточных славян, в
котором обращаются к божьей коровке:
Божья коровушка,


Жить ли мне,


Умереть ли мне


Или на небо лететь?
Вместе с тем детские гадания такого рода были скорее веселым совместным
развлечением, чем настоящей гадательной акцией.

---------------------------------

Отлучение от груди

Отлучение от груди (отнимать от груди, отсадить от грудей).

Действие, сопровождавшееся определенным ритуалом и знаменовавшее переход
от грудного вскармливания ребенка к взрослой пище. Отлучение происходило в
период от полутора до трех лет (см. Кормление) и было одним из самых важных
переходных возрастных этапов раннего детства; оно связывалось с изменениями
в физическом облике ребенка (смена прозвища <<сидун>> на <<ходун(ок)>>),
совпадавшими с началом речи, и отмечало выход из младенчества. Ритуал
отлучения означал также прерывание непосредственной связи с матерью.

Время проведения ритуала строго регламентировалось. Часто оно
приходилось <<на ягоды>>, то есть на летние месяцы, когда созревали ягоды,
фрукты, овощи, которые давали детям <<для угомону>> -- в утешение. Но,
например, в Рязанской губ. лето, наоборот, считалось неблагоприятным
временем: <<Летом не отнимали -- понос бывает>>. В русском Полесье от груди
отлучали весной или осенью, зима при этом исключалась, так как считалось,
что ребенок, когда вырастет, рано поседеет. Обычно за месяц до отлучения
материнское молоко начинали постепенно подменять коровьим. При этом
ритуальный переход на взрослую пищу могли приурочить к благоприятному дню в
мясоед: <<легкому>> дню недели (вторнику, четвергу, субботе), дню, <<когда
нет святого мученика>>, первому воскресенью новолуния, а также Чистому
четвергу, воскресенью перед Масленицей, датам памяти снятых и праведников
-- покровителей материнства и детства. Иногда предпочтение отдавали дню
рождения или дню недели, в который ребенок родился.


В день отлучения мать с ребенком должна была отстоять обедню в церкви и
подойти к причастию. Иногда заказывали и специальный молебен. Чтобы
<<отсадить ребенка от грудей>> и облегчить ему переход на взрослую пищу,
процесс кормления грудью старались сделать невкусным, непривлекательным для
ребенка: сосок мазали перцем, солью или горчицей, <<обманным>> способом
показывали отсутствие груди, грудь мазали сажей, прятали за пазуху щетку
или кусок меха и, показывая, говорили: <<Титю у мамы бука съела; вон какая
страшная стала! Смотри, не тронь, а то и тебя съест>>, В Олонецкой губ.,
где О. от г. совпадало с отлучением от зыбки (см. Колыбель), после подобных
слов в комнату вбегал кто-нибудь из домашних в вывороченном тулупе, хватал
зыбку и уносил ее, а ребенку говорили, что это приходил бука.


В ритуальных действиях и сопровождающих приговорах доминировала
семантика перехода на свою хлеб-соль и отделения младенца от матери. При
этом в некоторых местах хлеб в разговоре с детьми именовался <<папкой>>:
<<На во кусочек папки, съешь его>> (Брянское Полесье). Оформление в
самостоятельную личность <<вочеловечивание>> ребенка отразилось в
характеристике хлеба как Богом данной пищи в ритуальных присловьях:
<<Возьми, Господи, младенца Петра на свои хлеба>> (Пензенская губ.). Чаще
всего ребенка торжественно усаживали за стол и предлагали отведать хлеба с
солью, вкладывали в ручки лепешку и яйцо и т. п. В Саратовской губ. мать
при этом трижды кланялась своему чаду и <<прощалась>> с ним. В Орловской
губ. зажигали перед образом свечу, молились и мать, покормив ребенка
хлебом, посыпанным солью, и напоив водой из чашки, брала его на руки,
целовала и со словами: <<Дай Бог час от груди отстать, а к хлебушку
пристать. Пошли тебе Бог семеро ног>> -- передавала кому-нибудь из
домашних, а сама уходила на три дня к соседям, <<пока ребенок перестанет
тосковать>>. Чтобы младенец легче пережил отлучение и не заболел от тоски,
в Олонецкой губ. произносили специальный заговор: <<Приде красна весна,
сойдут белые снега, оголятся серые горючие камни. Отпали бы тоска и
телесная сухота от белых грудей, от буйной головы, от черных бровей, от
ясных очей, от бела лица, от ретивого сердца. Семьдесят жил и семьдесят
суставов, и в едином суставе ключ и замок. Во веки веков. Аминь>>.


Символическое отделение ребенка от матери (разграничение их тел) было
целью проведения последнего кормления грудью (Орловская губ.) или первого
'кормления взрослой пищей на пороге дома -- границе своего и чужого
пространства. В Пудожском у. Олонецкой губ. мать кормила ребенка через
порог с приговором: <<Я тебя пососела и покормила, а ты нонче меня пой и
корми: ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Иди на свои хлеба>>, после чего
закрывала дверь. Способом, близким по значению к окончанию вскармливания,
было сцеживание молока на порог дома или на раскаленную печь, что, кроме
того, должно было способствовать подсыханию молока. Молоко на раскаленной
печи означало его <<уничтожение>>: <<Как прикипит молоко, так и пройдет
все>>. Но это могло привести к тому, что при рождении следующих детей у
женщины не будет молока. Иногда молоко отсадившей ребенка матери
<<отчиркивали>> в чашку, делали это вдали от посторонних глаз (иначе
<<груди закоменят, ломота приключится, чирьями возьмутся>>) и выливали к
стенке в подполье, чтобы никто не ходил и солнце не жгло. Повсеместно
существовало правило: отлученному ни в коем случае не давали грудь вновь.
Про дважды отнятого от груди говорили, что он имеет дурной глаз, может
сглазить или испортить.


В качестве этапного перехода О. от г. давало возможность программировать
будущее ребенка или получать информацию о нем. Поэтому в некоторых
местностях в этот день гадали. Перед ребенком раскладывали предметы,
символизировавшие различные занятия, и смотрели, что он выберет: деньги --
будет торговать или будет богат, книгу -- потянется к знаниям, нож -- будет
хороший мастеровой (а девочка-- хорошая стряпуха), хлеб -- вырастет
отличным крестьянином, веретено (для девочки) -- будет пряхой.

-----------------------------------